Лестница грёз (Одесситки) - Страница 79

Хлопцы жадными глазами наблюдали, как мы ели, мы поняли, они голодны, и пригласили к столу, нескольким сколоченным доскам на подпорках, прижавшимся к стене ха ты. Старуха принесла своего вина, но уже другого, вкусного, правда, немного терпкого, наверное, специально припасенного для важных гостей. Если это были хлопцы, то спасибо им. Мы подружились, и теперь почти каждый вечер они заезжали к нам с бутылями вина, арбузами, дынями.

А уж о винограде и говорить нечего, любого сорта, не то что бабкино говно. Везли всё, что удавалось им на тырить для невест из Одессы. Под свет фар устраивали импровизированные танцульки, пели, курили, мололи анекдоты. Спьяну, в последний вечер пребывания, наши кавалеры так напровожались и укушались, что чуть трактором не завалили бабке хату, пробили дырку в стене.

Утром нас погрузили в машины и отвезли в соседний колхоз, где работали ребята с другого факультета, и оттуда уже на автобусе отправили в Одессу прямо к общаге на у лице Чернышевского. Когда я заявилась домой, моя бабка, скривив лицо и выдавив из себя улыбку радости от встречи с любимой внучкой, воскликнула, что такое она видела в фильме про Освенцим. Ну, бабуля, перегнула ты палку, хотя, когда я разделась, сбросила с себя грязные вонючие лохмотья, которые бабка тут же вынесла на помойку, не пытаясь даже привести в порядок, а затем стянула майку, то под ней углом торчали худые лопатки и выпирали ребра. Бесясь от счастья, что я наконец дома, позволила бабушке измерить сантиметром все три параметра моего скелета, важные для женщин. Явно не добираю до нормы. «Олька, раз в неделю обязательно буду измерять, как телёнка на откорме, и маме докладывать, пока свой вес не наберешь. Это ж никуда не годится, одни кости да кожа», – пригрозила бабка, и это был тот случай, когда я ей не сопротивлялась. Уминала с удовольствием все, что бы она ни приготовила, и в таких количествах, что даже сама удивлялась. У бабки настроение поднималась выше, чем на седьмое небо: аппетит хороший, не то что Алка, три ложечки проглотит и тарелку в сторону отставляет. Еще бы рыбьего жира попила. Но попробуй заставить ее.

Вечером, когда мама вернулась с работы, они с бабкой, плотно прикрыв дверь в кухню, о чем-то шушукались, порой переходя на шепот. Я мыла в это время голову в ванной, и, когда приглушала воду, через окошко до меня доносились обрывки их разговора. Разобрать все не получалось.

– Анька, что-то с Олькой неладное. Даже по воскресеньям дома торчит. Иногда, слышу, запрется в ванной и хнычет. Может, там, в колхозе, что-то случилось или институт этот ей не нравится, зачем она в него только перевелась?

Ну, бабка мастер масла в огонь подливать. А мама тоже хороша, ей вторит:

– Так ты же сама грозилась всех ее подружек в шею гнать, и Алка наказала поменьше шастать. Может, просто повзрослела. Зачем она только перевелась в эту «Декретную мореходку»! В институте все уже замуж повыскакивали и беременных полно.

– Нет, тут что-то не то. Анька, а может, влюбилась в кого, время подошло.

Мама продолжала:

– Ты что-нибудь заметила, кто-то ее провожает? Выпытай у нее, как ты умеешь, аккуратно. Или брось на карты.

– Уже бросила. Не получилось, путаница какая-то. Пойду на седьмую, новую колоду куплю, в постель ей подложу, должно показать.

Конспираторы хреновы. Я тихонечко выползла из ванной, быстро прошмыгнула в спальню, просунула руку под подушку, затем пошарила под простыней. Ничего не было. Вот две клуши, конец двадцатого века на носу, а они картам верят. Ладно еще бабка, а выходит, и мама… Никого и ничего у меня нет, так, ни к чему не обязывающие приключения. Я опять вспомнила загорелое и обветренное лицо этого совсем взрослого мужчины, и мне стало и страшно, и весело, больно и хорошо. Как мне приятно вспоминать о нём.

Капитан

Мой Кредитно-экономический институт одесситы, как всегда с юмором, именовали «декретной мореходкой». Это название неспроста приклеилось к этому, на 99,9 % девчоночьему вузу. Если у нас был вечер или какое-нибудь другое мероприятие, то, начиная от памятника маршалу Малиновскому по ул. Советской Армии и до самого института, переливались морскими волнами фуражки курсантиков всех одесских мореходных училищ. Уже на первом курсе пошли комсомольские свадьбы и, как следствие, быстро округлялись животики у студенток. В нашей группе две девчонки за четыре года учебы умудрились родить даже по два ребенка. Но я для себя изначально решила – серьёзных романов до окончания института у меня быть не может.

Вот я уже третьекурсница, только накануне сдала очередную сессию, и до сих пор не представляю, как это можно влюбиться до потери пульса, никаких опасных приключений у меня не намечалось. Так просто, от нечего делать покрутить «динамо», поприкалываться, побеситься – это моё, а если начинают морочить голову о большой и великой и каких-то серьёзных отношениях, – то линять нужно немедленно.

Впереди целое лето свободы, наше одесское лето. Это бархатное солнце, которого ждёшь с ознобом каждое утро, а в обед уже прячешься от него в тенёк, к вечеру оно и вовсе утомляет тебя до изнеможения. Где ты, спасительный свежий морской ветерок? Он задувает поздним вечером, ласково щекочет тело, заигрывает с юбками, старается задрать их повыше. На радость мужчинам, которые, чувствуешь кожей, жаждут этого момента. Так и хочется спеть: «Дует, дует ветерок, ветерок, ветерок. Поддувает между ног, между ног – да…»

Однако петь такое не очень подобает барышне моего возраста. Ещё к тому же студентке, комсомолке, спортсменке. О красавице я вообще молчу. В Одессе все женщины считают себя красавицами. Кто поскромнее в запросах – интересными, но уж в самом крайнем случае – просто привлекательными. Никто не против: раз женщине приятно так считать – пусть считает, ходит с таким видом, денег ведь это совсем не стоит.