– Ну, ты, Ольга, отчаянная! На карачках ползаешь, как на ногах ходишь. Я просто остолбенел.
Что тебе сказать, Афанасий? Если бы тебя, как меня, наш тренер заставлял делать десять кругов по залу на согнутых, да ещё на вытянутых руках таскать по два железных блина, – так и ты тоже так научился бы. Зад в провисе и коленки в стороны. Этим упражнением Бергер укреплял наши ноги.
– Лиля вышла! – радостно воскликнул Афанасий. – Гарна дивчына.
Я вскочила, как ужаленная: ну как? Ответа пришлось ждать несколько минут. Мою подругу всю трясло. Я обняла ее за плечи, и мы медленно пошли по аллее.
– Вы куда, надо отметить, сейчас все соберемся в общаге и отметим, – заволновался наш староста и парторг. – Лиля, а где спасибо?
– Спасибо, ребята, извините, я растерялась, – она еще не совсем пришла в себя и продолжать дрожать. – Можно я с вами не пойду. Мама меня ждет, и не пью я.
– Ладно, ступай, готовься к устной математике, а Ольгины шпоры сохрани как исторический документ, – улыбнулся своей юной фаворитке Афанасий.
Мы не очень-то нарушили режим, страшное дело эта самогонка из свеклы, хорошо, что было приятное домашнее вино. Сообща решили переговорить с математичкой, что наша Лилька человечек хороший, умница, только вот этот недуг.
Лильке поставили за письменную математику «хорошо». Утром в день сдачи устной я караулила нашу математичку на трамвайной остановке. Культурненько подала ей руку, когда она спускалась со ступеньки, и сразу в бой.
– Юлия Николаевна, извините меня, у Лильки за письменный «четыре», а с устным будут проблемы. Она сильно заикается, а от волнения не сможет вообще выкакать, извините, вымолвить ни одного слова.
– Что я могу сделать для вашей подружки?
– Позвольте, чтобы она ответ письменно написала.
– Как её фамилия?
– Гуревич Лилиан Кивовна!
Математичка окинула меня строгим взглядом, покачала головой и, не произнеся больше ни слова, направилась к институту.
Из аудитории, где принимали экзамен, почти все уже вышли. Абитуриенты шумно рассказывали друг другу, кому какой пример достался, как решил задачу, ответил на вопросы. Афанасий из-за двери жестами показывает Лильке, что пора идти, но она истерически боится. Склонилась над листком и продолжает что-то упорно строчить. Что она там пишет? У неё такой размашистый почерк, как душа, в которой всё чисто и светло. Удивительная девочка, её обмануть ничего не стоит, всё принимает за чистую монету. Видит в людях только хорошее, и почему её обижают все кому не лень, никак не пойму. Живёт моя подруга, словно не на земле, а ще-то витает в небесах. Только иногда спускается оттуда, удивляясь сама происходящему и ещё больше удивляя всех окружающих.
А может, правильно, что выжидает, с последними пойдёт, вон еще один листок попросила. Преподаватели устанут, как-нибудь на дурачка проскочит. Наконец уселась напротив нашей. Профессор тоже на неё поглядывает, смотрит как на явление Христа народу. Ёлки-палки, берёт её писанину, просматривает, что-то на ухо шепчет нашей училке, и та оценку ставит. Я сама сейчас в обморок упаду, какие нервы нужны.
Лилька выскочила и затарахтела так, как будто бы она в жизнь не заикалась. «Хорошо»! Две четвёрки по ма тематике. На нервном накале не могла остановиться. Мы с ней дошли уже пешком до телецентра, а она ничего вокруг не видит и не слышит, только про свой билет тараторит. Как я её шарахнула, не помню, но, видно, больно, по всем статьям приложилась, как к мячу. Лилька остановилась, замолчала, потом разревелась: понимаешь, я сама, я сама всё ответила, если бы могла говорить, получила бы пятёрку. Давай отметим это событие.
– Лилька, какое событие, через два дня химия. Идём ко мне, поешь и засядем за нее. Что качаешь головой? Будешь эти два дня как миленькая ночью и днём писать формулы. И таблицу Менделеева зубри, чтобы знала, как таблицу умножения.
Химия поддалась Лильке хуже математики. Трояк. Одну задачку не решила, в валентностях запуталась. Но в любом случае 11 баллов, ближе к проходному, уже были в кармане. Теперь бы только божественное сочинение ещё раз сослужило добрую службу Лилька читала мне его вслух почти без запинок, словно декламировала любимого «Медного всадника». С «Петра твореньем» она справлялась хорошо и, господи, спасибо, и с сочинением все вышло удачно. Какие-то мелкие помарки, четверка, и Лилька наша студентка-первокурсница с положенной стипендией на первый семестр.
Вечером со своей мамой они заявились к нам с тортом и шампанским. Пока родители изливали друг дружке души, как тяжело мы им достаёмся, мы с Лилькой умотали к Галке. «Привет, я отстрелялась, пять за английский, – она была на десятом небе от счастья, – а ты, Лилька, как? Четверка, поступила? Поздравляю! Гуляем, девки!» Мы загуляли, как положено, по всем правилам. Долго провожались, и тут я, дурочка, не контролируя себя после выпитого вина, сболтнула Лильке, что собираюсь переводиться в другой институт. Подруга, как услышала, стала орать, что это я специально такую свинью подложила. Если б знала, ни за что не поддалась бы на мою авантюру.
– Что я буду делать без тебя в этом институте? Если бросишь меня, все, перестану выгораживать тебя перед девчонками. Знала бы, что о тебе говорят!
Так, от Лильки я узнала и какая я подлая, и какая мальчишница, ни одни штаны не пропускаю, и все вокруг меня ненавидят Кто все? Я обалдела, вот и делай после этого людям добро. Всю весну и лето этой паршивке посвятила, повышенная стипендия теперь не светит, а она меня теперь «знать не знаю и знать не хочу», Рите все расскажет. Что расскажет? Как я, идиотка, рисковала, ползая по аудитории со шпорами для неё. Меня душили слезы. Спасибо тебе, дорогая Лилиан Кивовна Гуревич. Получила благодарность по полной программе. Ты вовремя вывернула свою душонку наизнанку, а то я так и продолжала бы служить тебе верой и правдой, искренне выполняя свой товарищеский долг. Если ещё и сомневалась, переводиться ли в «кредитку», то сейчас сомнения отпали. Завтра же помчусь к Степану Оганженяну.