А вообще поначалу я сама подумывала, а почему бы и нет. Животных я люблю, с удовольствием лечила бы в клинике собак и кошек. А если куда-то на колхозную ферму пошлют работать или в сибирский зверосовхоз? Э, нет, это не входит в мои жизненные планы.
Так, сельхоз отпал. Алка права, когда ругает меня, что нужно было как следует учиться музыке, а не филонить, делать вид, что нотную грамоту изучаешь, а на самом деле под пианино книжки читать, разложенные на коленях. Пошла бы сейчас в училище, стала училкой. Чем плохо? Всегда в чистом классе, всё культурненько, словом, не коровам лазить под хвосты. Но куда-то всё равно поступать надо. Но куда? Я ничего не хочу. Теперь даже в театральный не тянет. В Одессе его нет, а кто меня отпустит в другой город? Да и сама не поеду, не могу оставить маму одну на ее мясоконтрольной. Худо-бедно, все-таки помогала, почти ежедневно после школы прибегала.
Вот так лежала бы целыми днями и книжки читала, а больше ничего не хочу. Даже гулять не тянет, надоело. Другие девчонки повыбирали институты, уже твердо знали, куда намылились поступать. Моя Леська помешалась на связи. Только и бредила телевидением. Бегала, всё узнавала – готовилась. Одна я чувствовала себя, как у разбитого корыта. Мозги без конца прокручивали басню «Стрекоза и муравей». Ну, точно, я как та стрекоза, которая лето красное пропела, оглянуться не успела, как зима стучит…
Гадали, решили по настоянию Алки податься в кредитно-экономический. Куда там, конкурс немногим меньше, чем в МГУ. Поступить на дневное отделение нереально, никаких денег и блата не хватит. Туда и на вечерний не пробиться. Везде одна система. На стационар принимать преимущественно направленцев со стажем работы не менее трёх лет. Им обучение оплачивает предприятие. А так для конкурса сорок человек на одно место, или гони тити-мити. А где их взять?
Этерия Фёдоровна, врач с маминой работы, предложила посодействовать в поступлении в Политехнический институт, где работает её муж. Но не безвозмездно, сумма маму потрясла. Да и инженерия – это не мое. Тогда все та же Этерия Фёдоровна сменила пластинку на уже упомянутый сельхоз, только на экономический факультет. Это было уже другое дело. И факультет подходящий, и никакой мзды не взималось. От меня только требовалось не провалиться на экзаменах и пройти по конкурсу. Впервые в жизни я так налегла на учебники, как ненормальная. Даже к маме не ездила, бабка вместо меня.
Предэкзаменационные дни летели с бешеной скоростью. По математике не осталось в задачниках ни одного примера, который я бы сама не решила. Как ни старалась Алка выискать что-нибудь потяжелее, позаковырестее, я всё равно решала. И химия наконец мне поддалась, главное, оказывается, вызубрить таблицу Менделеева и валентность, а потом всё идёт как по маслу.
Тяжелее было с сочинением. Как права была Серафима, когда высмеивала мои опусы. Откуда брался весь этот словесный понос, я не знаю. У бедной сестрицы рука уставала исправлять мои ошибки, особенно запятые. Как она ни долбила мне, что предложения должны состоять из пяти-шести слов, всё без толку. А уж о путанице русских и украинских слов в моей тупой голове и букв «и» и «ы» – так это вообще отдельная песня. Надежда оставалась на одно единственное сочинение, которое я написала на выпускном экзамене. Его принесла для меня Алкина подружка с работы Лена Довбненко, а написал его специально для меня ее муж, известный на всю Одессу авторитет в литературе и собиратель книг. Оно было уникальным, подходящим к любой вольной теме. Смысл заключался в возможности производить трансформирование текста. То есть переставлять предложения с места на место в зависимости от за данной темы. Я просто выучила его наизусть, со всеми запятыми, тире, двоеточиями и т. д. Оно спасло меня в школе, хотя Серафима и поставила за него четвёрку. Видно, придраться уж совсем не к чему было, да и не очень-то она любила меня за длинный язык. Подруга Лилька тоже им воспользовалась в своей вечерней школе рабочей молодежи. Осталось этому сочинению сослужить ещё одну добрую службу.
К поступлению готовилась не только я – вся семья готовилась основательно. Алка купила мне отрез на юбку из толстого домотканого материала непонятного цвета. Фасон продумала бабка, и модный, и удобный для шпаргалок. Впереди пристрочить два больших накладных кармана размером в лист. Их могли проверить, как пить дать, и если бы там нашли шпоры, выгнали бы в шею, не церемонясь. Однако, по бабкиному замыслу, они должны были выполнять роль ложной приманки, а оставаться пустыми. Настоящие же карманы для шпор находились под самым поясом, по бокам и застёгивались на ряд крючков. Я перед зеркалом тренировалась, как нужно сидеть. Как левой рукой подпереть голову а правой отстегнуть и достать шпору. И наоборот. Бабка контролировала весь процесс, обходя меня, как проверяющий, со всех сторон, и каждый раз каркала: «Олька, все видно, как достаешь, половчее нужно. И вообще, лучше напиши свои формулы на ногах, как в школе, и дело с концом».
Я так и поступила, привела себя в полную боевую готовность и понеслась на письменный экзамен по математике. Когда стали запускать в аудиторию, оказалось, я забыла экзаменационный лист и паспорт дома. У меня был такой вид, что преподавательница, симпатичная блондиночка, спросив мою фамилию, разрешила поехать домой, и, если успею, она допустит меня к экзамену. Господи, как я на тебя молилась! Видно, он, трамвай, услышал и подъехал сразу. Как мое несчастное сердце выдержало, пока он тащился к шестой станции. Я не взбежала, а взлетела на свой этаж и одновременно и звонила, и колотила в дверь. Бабка выскочила вместе с собакой и котом: что случилось? Не отвечая, я схватила свой паспорт с листом внутри, одиноко лежавший на моём письменном столе, и пулей назад. Опять повезло с трамваем, он был подан без задержки, как по волшебству, к тому же совершенно пустой. В это время отдыхающие ещё валяются на пляже, а одесситы давно вкалывают.