Лейбзон мгновенно прильнул к окну.
– Это с нашего района, а ну все отсюда на у лицу. И ты с ними, с тобой потом решим. Тихо, слёзы утереть, без них обойдёмся. Вот нюх у легавых, не везёт тебе, девочка.
В дверях первым показался начальник ОБХСС, а следом мой дядька при полном при параде. Как я рванула к нему: Лёня! Я не виновата! Он, по-моему, первый раз после моих крестин обнял меня, поцеловал и усадил за собой.
– Николай Семенович, дядя Коля, я не виновата.
– Сейчас разберёмся, кто виноват и насколько, – начальник ОБХСС уселся за стол Лейбзона. – Так шо за шум, а драки нет?
– Вот это гости, какими судьбами! Мы всегда рады видеть вас, – залебезил Лейбзон. Он стоял посредине комнаты и крутился вокруг своей оси, протирая платком на огненно-красном лбу и такой же лысине крупные капли пота.
– Мы прибыли по вызову, от вас звонок поступил, с этого телефона, – начальник ОБХСС развернул аппарат к себе. – На вверенной нам территории произошло ЧП.
– Уважаемые гости, вы ошиблись, разве у нас кто-нибудь милицию вызывал? – Лейбзон уставился на Женьку Обычно бледная, она стала ещё бледней, даже рыжие веснушки побелели.
– Я вызывала! – теперь мне нечего было бояться, я, как школьница на уроке, даже руку подняла. – Все же кричали, что по мне тюрьма плачет за мои грешки, вот и предупредила, где меня искать.
От такого признания у Лейбзона рожица расцвела в обаятельной улыбке; все его кошачьи движения говорили, что он готов станцевать «семь сорок» от счастья. Пронесло…
– А вы кто ей будете, если не секрет? – обратился он к Леониду Павловичу.
Дядька мой побагровел и тихим голосом, от которого мороз по коже у всех пошёл, процедил сквозь зубы:
– Я представляться вам не собираюсь, а вот вы ответите на все интересующие нас вопросы.
– Какие вопросы, нет проблем, только людей отпущу и с вами продолжим, – Лейбзон явно сник, не ожидал такого поворота событий. Женька выскочила из кабинета и меня выпихнула, я увидела, как за дверью она лихорадочно рвет на мелкие кусочки ту самую бумажку которую мне хотели подсунуть подписать.
– Леонид Михайлович, так что же всё-таки случилось? От вас лично хочу услышать, – дядька добавил металла в голос.
– Так я ж сам ещё толком не знаю, что там произошло. Хозяйство какое большое, целый день на ногах, за всем сразу не уследишь. Сейчас всё выясним. Женя, зови сюда Милосскую!
Секретарша еле сдержала смех:
– Леонид Михайлович, Приходченко её фамилия, а Милосская… Ей такое прозвище наши грузчики придумали.
Где Гоголь, который хоть недолго, но жил в Одессе, со своим «Ревизором»? Немая сцена. У Лейбзона чуть глаза не повылазили из орбит.
– Как? – лицо посерело, покрылось испариной. Когда пришел в себя, с трудом выдавил: – Я даже её фамилию, видит бог, не знал, тогда всё понятно.
– Что натворила эта юная особа? – продолжал настаивать мой дядька. – Кому она подчиняется, хочу от них услышать!
– Да, сейчас. Женя, быстро Эдельмана сюда, нет, лучше Анну Павловну.
Николай Семёнович тем временем внима тельно рассматривал эти проклятые накладные. Затем развернул к себе телефон и приказал своим подчинённым, пока он здесь, на Хуторской, разбирается, немедленно выехать бригадой в Ильичёвск и опломбировать девятый склад.
Лейбзон психовал. Как он мог так лохануться, даже фамилией этой девчонки не поинтересовался. Знал бы, сразу смекнул, что к чему. А так голову ему заморочили, что директора племянница. А девчонка, если разобраться, сообразительная, опыта наберется – толк будет. Зря на нее кричал, но ведь если и журил, то по-отечески.
Хитрющий Эдельман долго отбрыкивался, упирался идти на ковёр. Поначалу вообще пытался всё вывернуть наизнанку. Да все это ерунда, какая недостача, какая сотня банок, всего две или три. И нет никаких к ребёнку вопросов, она под нашей опекой. Такая исполнительная и грамотная, всю отчётность щёлкает только так. Почему эту панику подняла, не представляет. И Анна Павловна относится к ней, как к родной дочери.
Моя начальница оказалась легка на помине. Тут же стала приглашать к себе на склад, показать, в каких тепличных условиях работает наша Оленька. Чудная девочка, умница и с образованием. Складу так повезло, никуда они меня от себя не отпустят, в обиду не дадут.
Лейбзон всё поддакивал, сваливал на грузчиков, которым ни на грош доверять нельзя. Кончилось тем, что меня с моими материальщиками отпустили, а милиция осталась у заместителя директора. Леня обещал, как закончат разговор, заехать за мной и отвезти домой. Я успела выкурить пару сигарет и попить чайку когда милицейский «москвичок» подрулил к складу. Из него выполз первым Лейбзон, обратился как ни в чём не бывало ко мне: хозяева, принимайте гостей.
Он продолжал что-то тарахтеть про ильичёвских, что они совсем совесть и стыд потеряли, в нахаловку грузят запечатанные ящики, а они внутри пустые, а расхлебывать приходится таким честным детям. Обмануть ребёнка наивного ничего не стоит. Леня нагнулся ко мне: хватит слушать эту дребедень, поехали.
Не прощаясь со своим начальством, рванула к машине. По дороге выдала слезу, что не хочу здесь больше работать. Леня заверил, что как только в Кишиневе отстанут от меня, он тут же подыщет мне нормальное место.
– Не дергайся, спокойно пережидай, к тебе больше не будет никаких вопросов.
– А как же уголовное дело?
– Семёныч, ну ты бачышь, яке це ще дытятко великовозрастное. Начальник ОБХСС обнял меня:
– Глупенькая, они, сволочи, сговорились, хотели зацепить тебя на крючок. Чтобы делала всё, что им заблагорассудится. Тебе, конечно, здесь не место, но потерпи и учись у них, потом ещё командовать ими будешь.