Лестница грёз (Одесситки) - Страница 120

120

Опять чертыхания шофера, ему наплевать, что я вся вымокла, дрожу от холода, к тому же, пока катали туда-обратно, попали в обеденный перерыв. Зато после него я была первой. Что я подписывала, убей бог, не знаю. Схватила бумаги, сунула их в сумку и мы помчались на склад. Таких складов я, по правде, ещё не видела. Махина, в которой ездят машины. При въезде прошли все процедуры: осмотр, взвешивание и только к четырём часам стали под погрузку. Ананасовый сок в железных банках в картонной таре нам так стремительно накидали, что еле поспевала просчитывать количество ящиков.

Эстакада склада продувалась всеми ветрами, но я не замечала, даже одежда на мне просохла. Еще немного подождала, когда выдадут документы, потом всеми своими промерзшими костями влезла в тёплую кабину, не чувствуя уже ни её вони, ни на грязи – наплевать, и мы отправились в обратный путь. В полной темноте вернулись на Хуторскую. Артём, не стесняясь, покрыл меня матом на чём свет стоит, что так долго. Потом набросился на водителя, тот оправдывался: я-то при чем, сами послали приёбнутую по всем статьям, куклу безмозглую.

Я бы этому жлобу ответила, но мне было не до него, сильно приперло, и я понеслась в туалет, потом выпила из чайника тёплой воды и бухнулась на стул. Сердце больше не билось. Всё, слава богу. Жаль только мои туфельки, им, по-моему, пришла хана, да и новый костюмчик испачкала в этой засранной машине.

Вдруг Артём поднял панику:

– Неполные ящики, и пустые есть, обули они тебя, Ольга, по самые яйца. Забыл, у вас их нет, по самую…

Мне было не до его ругани, я громко заревела. Такую недостачу в жизнь не покрыть. А как сказать дома, убьют, сколько раз бабка предупреждала: смотри в оба, слишком доверчивая, объегорят и глазом не моргнут.

Моя начальница, хотя и хворая, пришла все-таки на работу уже после того, как я уехала в Ильичевск, и в соседней комнатке ругалась с Эдельманом. Я слышала, как она заставляла его признаться, что подставил девчонку, это всё его жидовские штучки. Решили потащить меня к Лейбзону. Анна Павловна шла впереди, Эдельман плёлся с шофером следом, а я, почти в бессознательном состоянии, ковыляла за всеми. Лейбзона не застали. «Он на складе общественного питания», – Женька тряпкой тщательно оттирала заплёванную телефонную трубку.

Я лихорадочно искала выход из создавшегося положения. На меня же всё повесят, нужно как-то сообщить своим, но как? Телефона дома нет, только у Леньки. А вдруг меня сегодня же посадят, как все они страша т. Хоть бы до Жанки, дядькиной жены, дозвониться, предупредить. По побледневшему лицу секретарши поняла, что дела мои хуже некуда.

Жанночка сняла трубку:

– Оля, ты?

– Да, Жанночка, у меня неприятности на работе, скажи Лёне, меня посадят.

Женька вырвала трубку из моих рук:

– Ты что, сдурела такое нести, кому звонила?

– Подружке.

– Может, всё обойдётся, а ты всем сама растрезвонишь.

Первым в кабинет ворвался Лейбзон, за ним вся королевская рать. Он был весь на взводе: что ещё эта барышня отчебучила?

Эдельмана, обычно такого меланхоличного, словно подменили. Затараторил, мало того, что его склад и так пострадал от разрушения, так ещё и это горе, свалившееся на бедного еврея. Эта просвистушка, видно, пошла на сговор в Ильичёвске, одна или с шоферюгой. В общем, большая недостача, пустые ящики привезли. Он отказывается их принимать, пусть комиссия разбирается, милиция ищет виновных, дело возбудят. Товар выгружен отдельно.

Повисла тишина.

– Не такой уж ты, Эдельман, бедный еврей, не плачься, лучше подумай, как девчонку выручать будем, – Лейбзон подошёл ко мне, по-отечески положил руку на плечо. Я готова была на всё, но такого тёплого к себе отношения с его стороны не ожидала и разревелась окончательно. – Попробуем тебя отбить, хорошую характеристику напишем. Добросовестная, трудолюбивая, ни в чём раньше замечена не была. Может, и дадут какой-то срок, но условный. Доказать, что в Ильичёвске тебе не додали, нет никаких шансов. Ты же всё сама подписала. Так? Так. Будут давить на ваш сговор с водителем. Но ты же с ним не сговаривалась? Нет? Нет.

Тут водитель снова заголосил, что это всё она, безмозглая, а он только руль крутил.

– Заткнись, – обрезал его Лейбзон. – Я так думаю, пока мы у себя постараемся всё уладить. Бросим шапку по кругу в беде не оставим, а ты постепенно рассчитаешься. Так будет по-честному, или я не прав? Говори, что молчишь? Этот шофёр где-нибудь останавливался, ты его одного с товаром оставляла? Нет. Значит, его отпускаем, он ни при чём, а ты пиши расписку.

Какую? Я обвела своим зарёванным взглядом стоящих вокруг меня людей, из-за слёз мне показалось, что у всех у них глаза горят, как у волков вокруг обессиленной дичи. У меня всё внутри буквально клокотало. Вот скоты. На до успокоиться и подумать. Я же сама столько накладных на стеклянный бой им выписала, а вымышленных актов? Тогда я была хорошей, милой девочкой. А как случился со мной промах, все в сторону, знать тебя не знают. Никаких расписок, милицию вызывайте, сажайте, я ничего не воровала. Меня обманули, эти прохвосты. Я не оформлялась на работу экспедитором, а только сраным фактуристом. Я не материально ответственное лицо. Сидит эта Женька и голову от своих бумажек не отрывает. А сколько раз на день она сама с разными записочками от начальства бегает и бесплатно грузит товар к Алексею в машину. Я не сдамся, посмотрим ещё кто кого.

Слёзы у меня высохли. Всё стало как-то безразлично. Напрасно тычет мне Женька эту расписку Пока Леонид Павлович не подъедет, ничего подписывать не буду.

– Ой! – крикнула Женька, глядя в окно. – На ловца и зверь бежит Милиция уж подъехала.

120