Лестница грёз (Одесситки) - Страница 123

123

– А остальным? – робко спросила я.

– С остальными проще. Мелюзга. Что у нас есть, то и напакуем, с них хватит, – она опять приложилась к стаканчику. – Только бы сами не приперлись. Все им мало, канючить начнут. Как вижу их рожи, вырвать хочется. Что за люди. Себе бы что-нибудь к праздничку выкроить.

К вечеру пришла Валентина с мелкого опта. От усталости еле передвигала ноги. На нее тоже повесили оброк, и придётся тащить с детских садиков и школ. Вот и ломай голову как детей не обидеть и этим блядям услужить.

– Ходила к Лейбзону, а что он может. Сам злой, чернее тучи, только разводит руками. Валюха, говорит, мы с тобой в одной упряжке, так главный кучер распорядился. Ань, плесни и мне, всё осточертело.

Анна Павловна засунула руку в ящик стола и достала упрятанную за бумагами бутылку молдавского вина. Видимо, запас рома уже исчерпался. Попробуй, сбереги при такой нервной работе.

– И так, Ольга, по кругу в календаре вон их сколько, красных дат. Не успеем оглянуться – Новый год, потом мужиков на до поздравлять на 23 февраля, затем женщин с 8 марта, а там и майские. И каждый раз я мордоваться должна, собирать на халяву заказы этим уродам. Анна Павловна, вам партийное задание. Я и комсомолкой не была. На кой лях мне эта партия сдалась, что от нее толку, все под себя гребут. А коснись чего, все они чистенькие, совестливые, о народе заботятся. Да пошли они все на х…

Бутылку сухого опустошили в два приема. Я сочувствовала Валентине. Вышла осенью, в самый сезон с убытком.

– Олька, понимаешь, что это значит? Впереди зима и никакого задела. Мы ж здесь, как рабы. Я Лейбзону дырку в его умной голове просверлила: ищите мне замену, всё сдам, доложу, и ноги моей больше здесь не будет. А он сидит, рукой машет и как ляпнет: а я хочу, чтоб меня трамвай перерезал и конец всему наступил. Анька, у него сын от первого брака под трамвай попал. Ты это знала? Я тоже не знала, только сегодня услышала. Мужику тоже достаётся, ещё больше, чем нам.

Она вдруг резко вскочила со стула, набросила на плечи куртку.

– Аня, хватит глушить, с завтрашнего дня уже развозить придётся. Оль, бери её, мой сейчас подъедет, вас развезём по домам. А ты что, так с одной сумочкой и бегаешь? Что берёшь, что не берёшь – один чёрт. Если захотят посадить – посадят, так не обидно хоть будет. Оль, а твой дядька симпатичный такой мужик, жаль, что в мусора подался. Он, видно, из тех, кто всю жизнь с голой жопой ходит.

Лучше так, Валентина, с голой задницей, чем воровать и дрожать. Анна Павловна махнула рукой, я не поняла: то ли прочитала мои мысли, то ли подумала: зелёная, ещё вызреет.

С этого дня все мое начальство во мне души не чаяло. Поутру Эдельман собственноручно открывал баночку крабов или икорочкой красной баловал. Артём в своей коптёрке, где обычно они с Петром заваривали «чифирчик», готовил настоящий турецкий кофе в турке на электрической плитке и угощал нас. На кофеёк подруливала и Валентина.

Этот час был для нее отдушиной. Валентине не позавидуешь. Её рабочий день начинался с семи, а заканчивался, когда она уже, обессиленная, приказывала: «Зачиняйте ворота». У нее не склад, а гудящий улей. Целый день люди, непрерывные звонки из детсадов, школ, институтов. И всем все на до, причём небольшими количествами, да ещё чтобы качество нормальное. Даже у нас в те пятнадцать минут, что она выкраивала для передыха, ей не давали покоя, прибегали подписывать накладные.

– Жаль бабу, – как-то грустно смотрела вслед Валентине, когда она уходила, Анна Павловна. – У этой умной тоже высшее образование, технологический закончила. Муж в институте остался, преподаёт, а она их содержит. Ещё раз в три месяца на аборты от большой любви бегает. Видела, у неё на лице уже ни кровиночки, белая, как та стенка в извёстке. А меня бог от такой жизни миловал. Один аборт и закончилось всё мероприятие. Я вольный казак по этому делу.

Она вытянула ящик, где хранила заначку, свой «Негро», привычным движением откупорила бутылку, опрокинула первый за день зелёненький стаканчик и отправилась руководить процессом.

Предпраздничный день б ноября стал самым сумасшедшим в моей жизни, предыдущие тоже были не подарок, но этот… Не успела заявиться на работу, как на склад залетел Лейбзон с новой разнарядкой. На предложение моей начальницы выйти и поговорить наедине, огрызнулся:

– Пусть слушает всё! Заложишь? Закладывай, у самого в печенках давно сидит. Анюта, ещё надо по этому списку повторить.

– Да вы что? Мы ж третьего всё отправили, как вы распорядились. Как хотите, я под этим не подписываюсь. Всё, с меня хватит.

– Анюта, хочешь на колени стану. Выжрали поганцы ещё до праздников. Я тебе клянусь, всё покроем. Не подводи меня на старости лет.

– А магазинам кто отпускать будет, она, что ли? – и ткнула пальцем в меня.

Лейбзон развернулся в мою сторону:

– А хоть бы и она. Ну, что, Милосская, выручишь? Ножки вон какие длинные, одна тут, другая на складе, а? Смелые города берут! Спасай! Договорились?

Он упорхнул и не слышал, как завелась Анна Павловна, нещадно крыла матом всё и всех подряд. Завмаги сами безропотно грузили к себе в машины товар и, кланяясь, обещали, что за ними конфеты и шоколад. Раз сто по шаткой приставной лестнице я спускалась в подвал, помогая двум тёткам протирать запылённые бутылки и банки, а по крику Артёма чесала наверх выписывать расходные накладные. Анна Павловна с грузчиками с железнодорожной эстакады выгружали вагоны, составляя сразу акты на недостачу и бой. Под праздник всё, что валялось в Ильичёвском порту, загрузили и к нам отправили, как сборную солянку.

123