Лестница грёз (Одесситки) - Страница 115

115

В раздумьях, что за прописка, возвращалась домой. Бабка с порога сообщила, что меня ждет сюрприз. Тяжеленных два ящика, плотно забитых гвоздями, стояли на полу в коридоре. Между дощечек проглядывали виноградные листья. Они были влажными и, казалось, дышали, что-то в них шевелилось.

Бабка, как заведенная, повторяла, что раздался звонок и какой-то мужчина сказал, что это ты передала. – Олька, твоя работа? Дружок как взбесился, я его от этих ящиков отогнать не могу. Посмотри, что с ним делается!

Дружок действительно был сам на себя не похож, и лаял, и безумно вращал глазами.

– Баб, успокойся, это раки.

– Какие ещё раки?

– Настоящие, живые! Все покупали, и я решилась, дешевле, чем на Привозе. Леньку угостим, он же любитель. И сами душу отведем. Ты когда последний раз раки ела? Помнишь, они на 7-й сколько стоили, не подступись.

Только оттащила ящики на балкон, как явилась – не запылилась Алка. Она у нас после работы пока все магазины не обойдёт, домой не возвращалась. А вдруг где-то что-то выбросят. Сапоги себе на зиму уже целый месяц ищет.

Дружок бросился к ней с лаем, начал метаться от балкона к её ногам.

– Что, мой мальчик, хочет сказать? Наша красотка опять что-то отчудила?

– Выглянь на балкон, полюбуйся, – бабка взмахнула руками, – нашей красотке уже ящиками товар тащут. Смотри, Олька, чтоб тебя аферисты не обкрутили вокруг пальца.

– What is it? – по-английски переспросила Алка. – Раки? О, я вовремя поспела. Давай дождемся маму и устроим себе праздничный ужин.

Справиться с ящиками было непросто. Впрочем, мы с сестрой привыкли быть в доме за мужчин. Когда еле вскрыли первый ящик и отогнули дощечку посередине, уловили движение и хлюпанье. Алка улыбнулась: живые.

Настоящий сюрприз, а не тот, которым меня пыталась удивить бабка, ждал после того, как сорвали еще одну дощечку и приподняли виноградные листья. На нас пристально смотрели уложенные в ровный рядок глаза пучеглазых зелёных жаб. Недолго думая, одна из них, почуяв свободу, надулась и прямо прыгнула на нас.

Мы отпрянули, заорали в обе глотки и бросились с балкона наутёк. Следом за нами эти отвра тные создания, как циркачи, стали выпрыгивать из ящика. Нам оставалось, стоя за закрытой дверью, наблюдать через стекло, как весь балкон наполняется крупными лягушками.

Бабка была в ужасе:

– Что будем делать? От аферист, сукин сын, этот, что привез нам. Я сразу его раскусила, не хотела пускать. Олька, ты когда-нибудь поумнеешь? От тебя уделали! Хлыщ деревенский, посмеялся над тобой.

Что действительно делать? Решила попозже, когда народ схлынет с улицы, этих тварей переловлю и унесу подальше. Вот сволочь, этот Толик, неужели специально подшутил надо мной. Если бы надо мной только, еще полбеды. Я уже почти привыкла к этому гадюшнику. Самое противное, завтра вся база будет потешаться. А я тормозну: дураки, что ржете, это как приготовить, мы их съели, они очень даже вкусные, и гостей угощали.

Бабка орала, чтобы я вывела собаку, давно лает, просится на двор. Пришлось пойти с Дружком погулять. От огорчения всей этой лягушечьей историей, что ли, для начала я надавала ему подсрачников (нашла, зараза, на ком отыграться), он взвизгнул, потом жалобно потявкал и тихо пошёл делать свои дела, постоянно оглядываясь, подтягивая свой толстый зад, чтобы ещё не досталось. Со мной он любит гулять, я с ним бегаю. Промчалась с ним до 7-й станции и назад, больше некогда, мне ещё жаб ловить.

Алка наотрез отказалась помогать мне. Я надела варежки и сапоги и выползла на балкон. Ничего на балконе не увидела, в ящике тоже. Неужели расползлись по дому? Только в самом углу сидела одна уродина. Как только я к ней подкралась, она нырнула в щель и плюхнулась со второго этажа на асфальт. Ёлки-палки, все сами сбежали. Как их теперь собрать?

– Алка, жабы вниз попрыгали. Давай второй ящик вынесем подальше.

– Тебе привезли, ты и тащи. А вообще, чего корячиться, вскроем его, волю почувствуют – сами разбегутся.

Руки у меня дрожали, пока я отковыривала дощечку. Вытащила пару листиков и увидела серую клешню, перевязанную чёрной аптечной резинкой.

– Раки! – обрадовано воскликнула я. – Алка, неси кастрюлю. Смотри, какие громадные!

Таких больших красавцев, как на подбор, я видела только когда отдыхала с Галкой Рогачкой на Турунчуке. И то такие экземпляры попадаются очень редко, даже на Привозе.

Душу отвели сполна. Мама сначала отказывалась но не до ваших раков, нагорбатилась за целый день, пойду пораньше прилягу, – не выдержала, полакомилась несколькими шейками. Парень, который принёс ящики, был реабилитирован. Только бабка долго не успокаивалась: зачем все-таки он приволок ящик жаб?

Алка смеялась:

– А может, мы, дуры набитые, такой деликатес прошляпили. Французы не глупее нас, всюду читаешь, кухня у них изысканная, жрут жаб и не давятся. Нужно было отварить. Баб, а до революции жаб ели?

Бабка проглотила кусочек раковой шейки: – Люди готовы съесть все что угодно, даже друг друга. Детей собственных пожирают. Все, банкет окончен, уберите и спать ложитесь.

Рано утром я выскочила из дома. День уже так уменьшился. Ходишь на работу – темно, приходишь с работы – темно. Дворничиха тётя Люба метёт упавшую листву, всюду собраны кучи, которые плохо от сырости горят, только тлеют, и воздух пронизан неприятно дымом. Этот чад в Одессе всегда в эту осеннюю пору и ранней весной. Я иду медленно, вглядываюсь в кусты, впереди женщина из соседней парадной.

– От посмотрите, другим людям манна небесная сыплется с неба, а до нас жабы полетели, – обращается к ней дворничиха. – Он гляньте, усе трамвайные пути в жабах. Он як подавило. Кошки их в кустах жрут.

115