Лестница грёз (Одесситки) - Страница 113

113

Я уже знала, что он в молодости сам сидел. На базе, как послушаешь, все грузчики и, наверное, половина рабочих срок мотали.

Валентина ни слова не сказала, открыла им бытовочку и впустила. «Воронок» появился минута в минуту Артём вышел встречать, буркнул мне: «Что застыла, очнись, не маячь, без тебя управимся». Вокруг него целый день толпились люди, приехавшие повидаться со своими близкими, которых не видели уже давно, по нескольку лет. Молодец, отважный парень. Не побоялся собрать у арестанток телефоны и адреса родственников, успел кому позвонить, кому кто недалеко от Одессы жил, телеграмму послать. Подарил такое неожиданное свидание.

Две охранницы и охранник не очень-то утруждали себя слежкой, по очереди заходили в коптёрку поугощаться. Было чем. А с родственников заключенных, не стесняясь, собирали чаевые, расчищавшие путь в подвал. Первый раз я так близко прикоснулась к судьбам других людей, иногда просто ужасных, трагичных, или, наоборот, анекдотичных, даже смешных. Я как могу судить, по делу они арестованы или нет, скажу только: разные истории и по-разному они заканчивались. Но что совершенно точно, работали они хорошо, за три дня управились с подвалом, вычистили полностью от стекольного боя, хоть босиком ходи, как по песочку в Аркадии на пляже.

А вот мужчины наши… Ну и самцы, им, похоже, всё равно с кем, где, когда. Еще в положение этих женщин, давно не ощущавших искренней любви и ласки, как-то можно войти. А вы-то куда, гады ползучие? Ладно бы только работяги в подвал лезли, но и остальные не лыком шиты. Столько юбок за проходной, сплошной голяк на море, а им все мало, еще и этих бедных женщин отоварить хочется. Полное отвращение. Неужели все одинаковые, кобели паршивые? И Стас такой же? Алка моя права, когда определила для себя ни от кого не зависящий образ жизни. Без грязи, без боли, без любви, которая, как она считала, надуманное явление. Видно, и мне такая судьба уготована.

В институте некоторые наши преподаватели тоже не блистали хрустальной чистотой нравов, студенточек симпатичных цепляли на раз. Поблажки на экзаменах и все такое. Но там всё же было не так омерзительно, напоказ. А здесь… Никакого стеснения. Гребаные строители коммунизма. Фото этого грузчиков командующего, Игорька, Игоря Владимировича на Доске почета. Любуйтесь, берите пример. Передовик по бабам. Эти передовики вон пачками кучкуются у диспетчерской, глазки так и стреляют по задворкам, где что плохо лежит, припрятать бы в тайничке, а вечером унести незаметно, с чувством выполненного долга, затоваренные, чесать домой. Руки у них медом, что ли, намазаны, что все подряд прилипает, как магнитом притягивает. Самое омерзительное, этот авангард, партийное жульё, заседает в товарищеском суде. Раз в месяц вывешивают новое объявление, кого демонстративно будут сечь, чтобы не повадно другим было. А другие-то, двуликие – они сами. В тот вечер, когда свистнуть нечего (случались, но редко, и такие дни), гордо стоят с красными повязками на проходной, проверяя рабочих.

Сегодня за целый день голову некогда поднять. Поднакопилось много документов, надо расписать и разнести. И вдруг вижу в окне знакомую личность. Я так и окаменела. А этот аферист преспокойно здоровается со всеми за руку Выходит, он здесь за своего, знают его как облупленного. Слышу, как с наглой улыбочкой, играя глазками, он говорит:

– А мне к этой суровой барышне. Переоформить транзит на до. Сейчас нагоняй буду получать. Коробочку трюфелей припас на всякий случай, чтобы не очень базарила.

И с шумом вваливается в нашу комнату, доставая из портфеля вместе с документами конфеты.

– Я все слышала и базарить с вами, как вы выразились, не собираюсь. Дадут указание – сделаю. Так что можете разворачиваться со своими трюфелями. Жене подарите. У меня ваш шоколад вот где застрял, поперек горла, подавилась им.

Анна Павловна, так звали старшую кладовщицу забыла ее раньше представить, рассмеялась:

– Он с разрешением и явился, Лейбзон очень раки любит, особенно крупные, ему уже их варят. Зелёная ты у нас ещё. Толик, а мы тоже раков уважаем. А ты, Олюшка? Равнодушна? А я обожаю. Под пиво еще так уплетаешь. Пальцы только наколоть можешь, если чистить не умеешь.

Толик пожал плечами:

– Нет проблем, сейчас машину подгоню.

Анна Павловна замотала головой:

– Э, нет, сюда не надо, на дом с доставкой. Сейчас черкну адресочек. Договорились. Не удастся пару ящиков, хотя бы один, в следующий раз долг отдашь.

Толик обрадованно вывалил почти полный портфель накладных вместе с коробкой конфет и шоколадкой «С праздником».

– Уберите к черту, себе в рот запихните, – каюсь, была грубовата, нарушила правила обходительного обращения с посетителями, но злости моей в тот момент не было предела.

А этот Толик скорчил рожу и начал хохотать: – Что, влетело тогда? Ты о раках не пиши, никто ж не заметит и не проверяет Зинка так штамповала. Мне без разницы, лишь бы ваша печать была.

В транзитной ведомости таких наименований не было, какие притащил этот аферист. Какая клубника в конце ноября? А лягушки меня вообще добили, глаза на лоб полезли.

– Какие ещё лягушки? – меня раздирала еще большая злость, она подавляла рвавшийся изнутри наружу смех.

– Олечка, живые пухленькие, очень даже съедобные, особенно попка с ножками, – облизав свои противно пухлые, не по возрасту, губы и шмыгнув носом, вкрадчиво произнес великовозрастный Толик. – Не про нашу честь, Оленька, продукция, как и раки, тоже раз в неделю её отправляем в ресторан на Эйфелевой башне. Про такую слышала? Иногда и Москве перепадает, там тоже люди приличные живут. Киев москалями их обзывает, а они в ответ нас – хохлами. Вот так и дружим.

113